Профессор кафедры экономического анализа организаций и рынков ВШЭ Борис Кузнецов недавно вернулся из Соединенных Штатов, где читал студентам Стэнфордского университета курс лекций по российской экономике.
— Борис Викторович, по чьей инициативе состоялась ваша командировка в Стэнфорд?
— Инициатива исходила от американских коллег, которые обратились к руководству ВШЭ с просьбой подготовить и прочитать обзорный курс по экономике России студентам Стэнфордского университета. Я узнал о своей командировке в сентябре прошлого года, и мы сразу начали согласовывать программу, список рекомендуемой литературы и другие вопросы, а уехал я в январе и провел в Стэнфорде зимний триместр, то есть 10 недель со 2 января.
Поскольку состав слушателей изначально предполагался и на самом деле был смешанным (мои лекции посещали не только студенты-экономисты, но и политологи, слушатели бизнес-школы и отделения Computer Science, был даже студент-геолог), то курс лекций носил общий, ознакомительный характер.
— Сколько лекций вы прочли за это время?
— Американская система отличается от нашей: 50 минут идет лекция, затем небольшой перерыв, после которого 50 минут продолжается семинар. Я преподавал 2 раза в неделю, поэтому всего состоялось 20 лекций и 20 семинаров. Курс назывался «Russian economy» и включал как историю экономики России последних трех десятилетий, так и оценку ее текущего состояния и отдельных ключевых проблем социально-экономического развития.
— А что собой представляли семинарские занятия?
— Образовательные стандарты Стэнфорда — достаточно гибкие, и преподаватели могут экспериментировать, но, как правило, на семинаре идет групповая работа. Студенты разбиваются на группы по 4-5 человек в каждой и готовят презентации по самым разным вопросам, опираясь на содержание лекций и на литературу, которая была им рекомендована и которую они должны были прочесть заранее.
Мои занятия проходили по-разному, были семинары в форме дискуссий или ответов на вопросы. Один из семинаров был посвящен экономике российских регионов, другой — экономическим отраслям. На семинаре по экономической политике одна группа студентов должна была аргументированно доказать, что России в своей стратегии следует ориентироваться на Запад, другая группа студентов «лоббировала» ориентацию на Восток. Занятие напоминало игру, но по сути студенты должны были убедить членов жюри из числа старших и наиболее подготовленных студентов в правомерности своих позиций и отстоять их.
— Ну и насколько глубоко им удавалось проникнуть в специфику российской реальности?
— При подготовке кейсов (по отраслям или регионам) я старался «внедрять» в каждую группу по одному студенту магистратуры, владеющему русским языком (таких было 5 человек на потоке), которые могли использовать российские источники. Безусловно, эти презентации были смещены в сторону положительных характеристик экономических процессов, а не тяжелых проблем российской экономики. Например, значительная часть информации о регионе черпалась с сайтов региональных администраций, на которых чиновники стараются показать себя с самой выгодной стороны. Тем не менее, презентации студентов не были примитивными, и я считаю, что такой опыт был для них полезен. Я даже не убежден, что наши студенты сделали бы такую работу лучше.
— Почему? Если сравнить американских и российских студентов…
— Я работаю в Вышке всего год и не преподаю на постоянной, регулярной основе, поэтому мои представления о студентах ВШЭ — достаточно поверхностные, а сравнение наших студентов с американскими может оказаться некорректным. И все-таки я сказал бы, что американцы более серьезно относятся к заданиям. Объем самостоятельной работы и времени, которое они тратят на ее выполнение, гораздо больше, чем у россиян. Каждый из них обычно выбирает 3-4 курса и посвящает значительное время на подготовку домашних заданий — эссе, презентаций, рефератов. Если российские ребята, помимо учебной нагрузки, имеют массу других занятий и чаще всего работают, то для американских студентов главное — учеба. К сожалению, исходные знания многих моих американских студентов о России были близки к нулю, что сильно осложняло работу. А если говорить о базовой подготовке — по математике, макроэкономике и другим дисциплинам, — то я не заметил серьезных отличий.
— Кроме лекционной нагрузки у вас были какие-то другие дела или проекты в США?
— Во-первых, другие проекты изначально не планировались, а подготовка к лекциям и презентациям «съедала» большую часть моего времени. Для того, чтобы дважды в неделю читать лекции, нужен большой объем информации, слайдов, таблиц. Во-вторых, в Штатах я продолжал заниматься своими московскими делами, которые никто не отменял на период командировки — работой над аналитическими материалами и научными статьями. Кроме того, в США меня принимал Центр по российским и восточно-европейским исследованиям, а в этом подразделении Стэнфорда сотрудники практически не занимаются экономикой. Профиль центра — исследования в гуманитарных областях.
— Какие отличия в преподавании экономических дисциплин в Вышке и Стэнфорде вы бы отметили?
— Я не стал бы говорить о преподавании экономических курсов, поскольку не посещал лекций американских коллег и не владею информацией, необходимой для сравнения. По моим наблюдениям, в США просто более четкая, хорошо отлаженная и стандартизованная технология обучения и оценки знаний студентов, и гораздо шире используются возможности информационных технологий. Фактически за все время моего пребывания в Америке мне ни разу не понадобились ни принтер, ни бумага.
Общение с моими студентами, помимо лекций, проходило на специально созданном сайте курса, доступ к которому был только у меня и студентов. Это было очень удобно, и все вопросы решались оперативно: студенты отправляли на сайт свои эссе, а я размещал там же свои комментарии и оценки.
Насколько мне известно, у нас в Вышке существует институт помощников лекторов, но в Стэнфорде Teaching Assistant берет на себя гораздо более значительную часть функций. Моя помощница самостоятельно занималась контролем посещаемости лекций и сроков сдачи эссе, помогала в их проверке, оценивала активность студентов на семинарах, решала разнообразные технические вопросы и фактически служила «интерфейсом» между мной и студентами. Возможно, мне просто повезло с помощником, но в любом случае, это очень облегчало мою работу.
Мой курс в Стэнфорде был типично межфакультетским, на него могли записаться и записывались студенты самых разных специальностей. К сожалению, в Вышке организовать такой курс технически очень сложно, если вообще возможно, а смысл в этом — определенно есть. В принципе мы постепенно перенимаем передовой образовательный опыт Запада, но пока не все удается реализовать.
Я не проводил контрольных работ, а кроме лекционных часов, у меня были Office hours, то есть время встреч и консультаций для студентов. Такая практика есть и у нас, но редко и мало используется.
Словом, если говорить о методике преподавания, я не сказал бы, что наши школы сильно отличаются по набору инструментов, хотя есть разница в частоте их применения. Самое существенное отличие в том, что у студентов Стэнфорда гораздо меньше, чем у наших, нагрузка в классе, и гораздо больше объем самостоятельной работы.
— У вас были комфортные условия работы и проживания?
— Да, вполне. Университет арендовал для меня комнату в частном секторе, недалеко от места занятий, и я ездил на занятия на велосипеде. Office hours я проводил чаще всего в кафе на территории кампуса, куда на встречу со мной приходили студенты.
— Сколько студентов посещали ваш курс?
— Студенты Стэнфорда могут мигрировать между курсами в течение первой недели после объявления набора, а потом они обязаны закончить избранный курс, чтобы получить оценку. В конечном итоге моя аудитория состояла из 31 студента.